Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим - Страница 122

122

— Как?

— Истинность раскаяния поверяется делом. Исправь. Возмести. Искупи. Или — не лицемерь. Хитрецов развелось! Всю жизнь криводушествует, лихоимствует, ворует — а к старости подает из наворованного милостыню или церковь строит, и думает за эту взятку пролезть в царствие небесное. Привык посулами жить, даже от Бога откупиться хочет, как от земского ярыжки! От совести своей откупиться…

— Раз откупается, значит совесть есть? Стало быть, человек не совсем пропащий?

— Ты с белоцерковским есаулом знаком?

— С Петром, что ли?

— Ага. "Та много ли той совести?", сказал бы он. И рукой махнул бы. Скорее притворяются, затем что ада боятся. А о себе признаюсь, святой отец: душа болит не за то, в чем явно виноват и грешен. Есть случаи, кои ни Божий, ни человечий суд в вину не ставит… Мне вот, бывает, денщик мой снится. Молчит, глядит укоризненно… Не этот оболтус Ванька, — я кивнул в сторону полупустого жбана, — прежний, Спиридоном звали. Прошлый год, как бились с турками в лимане, на горящей скампавее остался. Секундное дело заглянуть в каюту, живой или нет — так я о нем не вспомнил. Забыл, как ненужную вещь.

— Службу заупокойную справь — отпустит.

— Пробовал, не помогает.

— Может, жив?

— Вряд ли. Рвануло так, что обломки выше корабельных мачт летали. Мне же — перед живым и мертвым стыд равный. Нельзя бросать своих людей.

— Другой раз не забудешь.

— В ажитации боя всякое бывает. Хочешь пива холодного? Прости, отче: тебя угощать — тоже забыл! Голова-то тяжелая.

Послав к еврею за вином и закуской, мы с Феофаном долго еще толковали, преимущественно о древних авторах. От начала до конца, ничего тайного в нашей беседе не обреталось — однако неприятно было вскоре обнаружить, что мельчайшие подробности ее доложены государю. Не помню уж, в какой связи посреди разговора о делах Петр вдруг спросил: верую ли я во Христа или следую учению епикурскому? При всей неожиданности атаки, мне удалось перейти к обороне быстро и непринужденно, ответив вопросом на вопрос:

— Разве одно другому мешает?

Видя явное недоумение государя, я пояснил, что философу приписывают безбожие по ошибке, на основании его убеждения в бессилии ложных языческих богов, а с этим тезисом любой нынешний теолог, независимо от веры, должен согласиться. Отрицать истинного Бога, живши за триста лет до Воплощения, он никак не мог. Если же кто-то из его последователей дошел до такого, так извратить можно любое учение, не исключая правду Христову: вспомним, сколько ересей придумали люди. Никто не должен оплачивать чужие счета.

— И даже если бы обвинение в афеизме было истинно, что за беда? Вашему Величеству во множестве служат магометане и язычники. Почему не быть между них одному епикуреисту?

— Бог с ним, с Епикуром. Дело не в нем. Ты видишь неправды римской церкви, чего ж в православие не крестишься?

Еще одно покушение на мою духовную свободу. Отражать его следует осторожно, но твердо. Надо знать себе цену. Таванского победителя царь за вольнодумство со службы не попрет.

— Уповательно, сии неправды рано или поздно будут искуплены, чему не теряю надежды содействовать. Сущим младенцем будучи, я дал клятву не отступать от материнской веры. Это как с родителями — хороши или плохи, других не будет.

Честно говоря, сам я никаких клятв не помню. Может, и было… Такова версия тетушки Джулианы, впрочем весьма сомнительная: она могла все выдумать ради спасения племянника от ужасавшего ее древнего многобожия. Но лучше поверить тетушке, чем подвергаться денежным штрафам за нехождение к причастию либо трепетать, что священник исказит твою исповедь, донося в Преображенский приказ. Так легко сделать из пустяка государственное злодейство.

— Ты понимаешь цену своего упрямства?

— Я не верю, что всеблагой Господь дарует мне выбор между двумя мерзостями: погубить душу или совершить клятвопреступление. Думаю, что спасение возможно в любой церкви, и даже праведно живущие язычники могут надеяться на лучшее. Лишь несносная гордость духовных побуждает их всячески чернить соперников. Как купцы на базаре: каждый уверяет, что у него товар наилучший, а другие гнильем торгуют. Истинно христианским поступком было бы, если б папа римский, восточные патриархи и виднейшие лютеранские пасторы отринули гордыню и попросили прощения друг у друга. Взять наших раскольников, что готовы "умереть за единый аз": они же просто оскорбляют Господа, приписывая ему собственную злобную мелочность! Двумя пальцами креститься, тремя или всей пятерней? Да какая разница! В сердце у человека что: любовь к ближнему или злоба?! Жить по заветам Христовым — вот что важно!

— Только попам этого не говори, без соли съедят! Так можно доболтаться и до того, что церковь не нужна.

— Нужна. Странный вопрос: нужны ли хромому костыли? Да ежели он без них ходить не может?! Громадное большинство людей лишится всякой нравственности без этих подпорок, и будет жить как звери в лесу.

— Тебе самому, хочешь сказать, костыли не требуются?

— Я твердо стою на ногах. И вообще, у людей благородных кодекс чести перевешивает христианские правила. Вот возьмите наугад десяток шляхтичей и спросите, сколько из них готовы исполнить слово Иисуса: "кто ударит тебя в правую щеку твою, подставь ему и другую"? Если, конечно, не царствующая особа ударит.

— Здесь, в Польше, и царствующей не спустят. Полагаю, не позже весны увидим конфедерацию против Августа. Будут требовать, чтобы убрал своих саксонцев.

— Значит, теперь союзник из него аховый?

122