Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим - Страница 68

Завод набирал ход, как корабль под хорошим ветром, его команда — молодая, но уже опытная, могла творить чудеса. Если, конечно, верные приказы будут звучать с мостика. С работниками, которые несколько лет назад бегали без штанов по родной деревне, мы добились большей выработки на душу, чем в любой из королевских мастерских Франции. Винтовальных фузей лишь чуть-чуть не хватило на весь полк четырехбатальонного состава, а по обыкновенным можно было надеяться, что через пару лет их годовой отпуск превысит десять тысяч, несмотря на чинимые природой препятствия. Изрядное число проклятий досталось от меня русскому климату, главной помехе правильному устроению токарного и сверлильного дела: мало, что водяные колеса не могли действовать с ноября по апрель, так еще и в середине лета случались перебои от безводья. Зимой выручал конный привод, крестьянские лошади все равно бездельничали, но в страду надеяться на них не приходилось, а держать ради немногих дней работы свою конюшню или ставить дополнительные запруды выше по реке — слишком накладно. Да, Тула — это вам не Шампань, занес же черт соплеменников в такие земли!

Тяга государя дальше на север, к балтийским берегам, была мне вовсе чужда и непонятна, — то есть, конечно, значение гаваней на этом холодном море для развития торговли известно, но Петра вел не только разум, еще и страсть… Наверно, чтобы полюбить Петербург, надо родиться среди русских снегов: меня влекло в прямо противоположном направлении. Не столь изнеженный, как Овидий, которому черноморские края казались Сибирью, я тем не менее считал (и доселе считать продолжаю), что суровость природы суть не единственная, но важная причина убогости нашей в сравнении с прочими европейцами.

Возьмите, к примеру, мореплавание, к распространению коего между подданными государь крайние усилия прилагал. Может ли петербургский судовладелец (уж простите меня, не нахожу святости в сем месте, и рука не поднимается писать довесок «санктъ» к имени города) соперничать на равных с лондонским или амстердамским? Да, если переберется в Амстердам, где его корабли не будут стоять вмерзшими в лед по полгода, а смогут, как все, фрахтоваться летом в Балтийское, зимой в Медитерранское море и становиться на прикол только кратковременно, когда нуждаются в ремонте.

Не будем еще забывать, что великие реки русские все текут на юг, и вывозные товары (довольно весомые, за исключением мехов) сплавлять по течению намного дешевле, нежели тянуть бечевой вверх, потом переваливать через водоразделы. От Казани до Ладоги подрядчики никогда меньше двенадцати копеек с пуда не брали, вниз до Астрахани такое же расстояние выходит дешевле впятеро, и даже до Азова, с перевалкой посуху у Царицына — втрое. Отсутствие хороших путей подвоза из глубины государства к Петербургу ограничивает его торговое значение. Провозные цены закрывают путь многим товарам верней, чем запрет под смертной казнью.

Вот и получается, что фасонистое, на голландский манер деланное, питерское оконце в Европу, хотя изрядно украшает фасад государственный, для дыхания такой большой страны узковато и в отношении торга ненамного удобней Архангельска. Учитывая, что за проход судов в Балтийское море король датский берет пошлину, а на севере путь свободный, лишняя тысяча морских миль наполовину сим окупается. Конечно, псковские и новгородские земли, в меньшей степени — смоленские и тверские тяготеют к балтийским портам, но это едва ли десятая часть России. Свободное мореплавание на юге дало бы легкий выход в мировую торговлю русским товарам из всех уездов, где имеются сплавные реки, впадающие в Волгу, Дон или Днепр, от Смоленска до Урала. Это вам не северные форточки! Даже не окно — настоящие ворота в большой мир, только заперты они на пудовый замок, а ключ в руках султана, и янычары на страже стоят.

Султана, по человечески, тоже понять можно. Окна его дворца, включая самый сераль, в коем он с многочисленными женами забавляется, прямо на Босфор выходят. Пусти неверных собак (да покарает их аллах!) там плавать — а потом во время сладостных лобзаний постоянно думай, не смотрит ли в твое окно неверная пушка. С такими мыслями и жены не понадобятся. Так что свободу мореплавания он согласился бы дать, лишь увидев русскую армию у ворот своей столицы, не раньше. Я был уверен, что подобная картина когда-нибудь предстанет взору наместника пророка — но не теперь.

Исполнимой и первоочередной представлялась другая задача: стеснить крымцев, дабы затруднить им набеги на Украину, и по возможности нарушить сухопутную связь ханства с турками. Когда передвижение армии Бориса Петровича Шереметева указало на предстоящую наступательную кампанию, я мог только гадать, Бендеры или Очаков будут целью. Действительные планы оставались тайной даже для большинства генералов.

В Бендерах, сильнейшем оплоте турок к северу от Дуная, под крылышком Юсуф-паши находили приют все недобитые враги России: Карл с тысячей солдат, Потоцкий с пятью тысячами поляков, Орлик и Гордиенко с мазепинцами и запорожцами в переменном числе. Выжечь сей гадючник — соблазнительное дело, хотя осада и поддержание коммуникаций осадного корпуса составили бы чрезвычайно трудную задачу.

Очаков представлял больше интереса для приобретения в постоянное владение, в pendant к Азову, ибо контролировал, подобно последнему, устье большой реки. Обладание им обесценило бы свежевыстроенную турецкую крепость Еникале, запирающую пролив между Азовским и Черным морями, а крымского хана заставило бы присмиреть, как щекочущая ребра шпага мгновенно унимает самого буйного драчуна. Днепр мог служить, при наличии речных судов, линией снабжения многочисленной армии, поэтому мне казался предпочтительным очаковский поход, во всем подобный азовскому пятнадцатилетней давности, только с большими силами.