Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим - Страница 264

264

Выносливость и терпение должны были решить дело. Солнце клонилось к горизонту у меня за спиною. Канонада длилась двенадцатый час без перерыва. Пушкари, почерневшие от пороховой гари, усталые и потные, как мужики на сенокосе, то и дело наклонялись к ведрам с водой, для сего случая на батарее поставленных. Время...

Сигнальная ракета! Еще одна!

- Прекратить огонь!

Влезаю на бруствер. Поднимаю шпагу над головой. Выкрикиваю слова команды. Из второй линии траншей лезут матросы. Свежие, бодрые: ночь в трудах, зато целый день в тени отдыхали. Пора и поработать. Каждый что-то тащит: доски, фашины; дюжиной рук - тяжелые лестницы. Кто по мосткам, кто перепрыгнув, выходят из ретраншемента и устремляются к ближнему бастиону. Двести сажен до рва - почти без выстрела. Потом крепость оживает. С изгрызенных стен часто палят ружья, уцелевшая пушка плюется картечью. Турки целят по тем, кто с лестницами. Всё правильно делают. Пересидели обстрел, забившись в земляные ямы, и вылезли только к штурму. На гребне, где расползлась егерская команда, частые дымки: сейчас тех, кто выбрался отражать атаку, хорошо проредят. Пора вести остальных стрелков. Премьер-майор Синюхин в ожидании ест меня глазами. Но я командую сам. Солдаты поднимаются из шанцев, строятся в линию.

- Ступа-ай!

Крепостной ров перед нами. Приступ идет тяжело: взошедших на бастион моряков свежий вражеский отряд сбросил обратно. Внизу полно убитых и раненых. Змаевич меня проклянет за такие потери!

- По верху стены... Прикладывайся... Пали!

Хороший залп.

- Заряжай!

Поворачиваюсь к Синюхину:

- Майор, распоряжайся! Очисти верх огнем, матросы взойдут - давай за ними!

Сваливаюсь в ров:

- Лестницы подымай! Вперед, м-мать... ... ...!

Люди уже сами почуяли, что по ним больше не стреляют. Видя беснующегося генерала с обнаженной шпагой, хватают откинутые защитниками штурмовые лестницы.

- Впер-ре-ед!

Матросам привычно лазать по вантам. С кошачьей ловкостью взметываются наверх, в руках - абордажные сабли. Уцелевшие турки выскакивают навстречу, завязывается яростный бой - с ревом, визгом, хеканьем, остервенелым матом. Снизу не видно, что делается. Сейчас главное - быстро загнать на стену людей, создать превосходство.

- Майор, всех сюда!

Лезу сам. Наверху разгоняю плутонги солдат по сторонам, держать куртины. Беру под обстрел горжу бастиона, отсечь вражеские подкрепления. Закрепились! Но дорогой ценой. Не всю еще заплатили: османы дерутся, как черти, и сдаваться не хотят! Отряд перед нами держится, даже осыпаемый пулями с флангов.

С морской стороны тоже доносятся звуки рукопашной - значит, и там атака удалась! Согласно плану, вице-адмирал должен был по прекращении обстрела учинить десант со шлюпок - хотя, честно говоря, я не очень на него надеялся. Только теперь турки начинают оглядываться. Укрыться им негде. Все строения обращены в руины. Озлобленные гибелью товарищей русские не дают пощады - да почти никто ее и не просит. Лишь горстка врагов успевает, выбравшись из крепости, убежать в степь. Мы не преследуем. Конницы нет.

Потери страшные, чуть не половина бывших на штурме. Всю ночь возим раненых на корабли. Там тоже повреждения серьезные. Змаевич зол, как цепной пес. Даже победе не рад. У флотских странное отношение к смерти: ничего не делают для сокращения болезней, производящих в командах ужасные опустошения, но гибель своих в бою переносят хуже, чем пехота. Видимо, с непривычки.

Что станем делать, когда неприятель явится с превосходящей силой возвращать утерянные позиции? Этот вопрос мне не давал покоя. Пороха мало осталось. Ядер - тоже, хотя выстреленные можно собрать. Бастионы приморской стороны - кучи щебня. Люди измучены и переранены. Даже те, кто не получил ни единой царапины, явно нуждаются в отдыхе для заживления душевных ран. Да и Матвей Христофорович прямо сказал, что впредь не даст ни матроса: еще одна баталия, и придется жечь суда за недостатком команды.

Через сутки после боя, когда мой сотоварищ отчасти унял негодование против меня, получилось уговорить его на военный совет с участием штаб-офицеров. Прежде я не видел нужды интересоваться их мнениями; теперь же корабль совместного военачальствования надлежало посильней забалластировать для устойчивости. Добавочный резон: сказанное на совете записывается (в отличие от приватных бесед с вице-адмиралом). Я льстил себя надеждой использовать сию особенность для нажима на моряков.

Черта с два! Капитаны с готовностью рассуждали, остаться ли под Керчью или возвратиться в Таганрогский залив, и надо ли выслать корабли в Черное море для крейсирования; однако мой вопрос о защите морских крепостей со стороны суши обходили красноречивым молчанием. Даже на земляные работы никого не дали. Дескать, матросы нужны для заделки пробоин и на помпах. Получилось выторговать лишь гребцов на скампавеи, взамен солдат, да сотню пудов пороха.

Судя по всему, во флоте возобладало мнение, что ратных трудов на их долю довольно, а понесенный в баталиях ущерб оправдывает бездействие и защитит от государева гнева.

- Господа, - смирившись с неизбежным, я обращался больше к секретарю, ведущему запись, - армия ожидает от вас помощи хотя бы в перевозке войск. Если Тульский полк и канонирские роты азовского гарнизона прибудут сюда раньше, нежели турецкий корпус, то берега пролива останутся за нами. В противном случае попытки удержать их бессмысленны.

Извоз был обещан. Впрочем - по возможности. Смотрели при этом с некоторым равнодушием, как на человека заслуженного, но не очень нужного впредь. Мои средства воздействия на вице-адмирала явно иссякли. Оставалось ждать: часть эскадры ушла к Таганскому Рогу, другая осталась у мыса Ак-Бурун. Шлюпки целыми днями паслись вокруг затопленных турецких судов: пушечная бронза стоит восемь рублей за пуд, и было бы нерасчетливо целое сокровище оставить на дне, при глубине меньше трех сажен. Меня раздражали эти меркантильные усилия (как и вообще всё на свете). Уйти, разрушив уцелевшие укрепления, или восстановить оные и остаться на месте - громадная разница. Мечтал о завоевании, а получился набег.

264