В прошлую войну турки пробовали высаживаться за несколько верст от Троицка. Еле ноги унесли: неудобный к выгрузке берег оставил их без артиллерии. Удобные места есть, но на таком удалении, что вряд ли годятся под вражескую операционную базу.
Однако червячок сомнения подтачивал мою уверенность: через лондонских друзей известна была похвальба британского посла, что османы действуют по его советам. Правду говорил Абрахам Станьян, или впустую хвастал... Ежели правду - этот матерый морской волчара мог подсказать капудан-паше опасные идеи.
- Семнадцать кораблей! - Матвей Христофорович будто радовался, что турецкий коллега уважил визитом. - Пять фрегатов. Дюжина шебек и галер. Всё, что имеют, привели!
- Какие у них могут быть планы?
- Увидим. Пока стали на якорь против оконечности Долгой косы. Там ширина моря верст двадцать, не считая окраинных мелей. С верхушки мачты Европу и Азию разом видно. Коли хотят нас блокировать при донских устьях - позиция хорошая.
- А испытать на прочность не захотят?
- Думаю, попробуют. Когда, где и как - угадать не берусь.
Турки устраивались близ русских берегов по-хозяйски, с бесцеремонной наглостью сильного. Корабли стояли на глубокой воде (для здешних мест глубокой, в четыре сажени). Меньшие суда шныряли в заливе, чуть не заглядывая в самый порт. При полностью укомплектованных командах, врагов должно быть девять с половиной тысяч: довольно, чтобы отказаться от посылки войск в сторону Перекопа. Скорее надлежало самим готовиться к отражению атаки. Соединенной, с моря и суши - если крымским беям хватит на то государственного разума.
Ответить на неприятельский вызов вице-адмирал не мог, имея оснащенными лишь новопостроенные прамы да пять кораблей, и уступая по числу орудий чуть не вдвое. Зато в другом он обладал преимуществом. Дело в том, что мистер Козенц, долгие годы напрягавший свой немалый талант для приспособления морской архитектуры к условиям 'меотийского болота', кое-чего добился. Его творения были плохи на ходу и не слишком остойчивы - зато шестидесятипушечникам хватало одиннадцати футов глубины, а самым малым (и самым многочисленным в Азовском флоте) кораблям о сорока восьми пушках - даже десяти. Это против обычных в Англии семнадцати! Стоило судам под Андреевским флагом выбраться из гавани, блудливые красавицы-шебеки укрылись под защитой линейной эскадры. Ее грозное и неторопливое встречное движение, в свою очередь, обратило наших к ретираде. Морские силы заняли позиции по обе стороны незримой, но прочной границы, отвечающей форме дна.
К западу от устья Кальмиуса есть несколько участков, где корабли способны подойти к берегу на пушечный выстрел. Негодность их для вражеской высадки относительная: при условии грамотной обороны. Следующие недели ушли у меня на строение береговых батарей и редутов для прикрывающей оные пехоты. Весенние работы в поле закончились, ландмилиция стояла под ружьем. Оставив половину для защиты линии, прочих собрал в полевой лагерь близ побережья и устроил такие экзерциции, что люди мечтали о турецком десанте, как об избавлении. Я тоже предпочел бы неопределенности бой, не имея сомнений в своей победе. Но оттоманский паша был осторожен: делал демонстрации малыми силами, а при сопротивлении не упорствовал.
Противостояние все больше обращалось в испытание крепости нерв. Расположившись в узости Азовского моря, турки достигали сразу двух целей: запирали русский флот и сковывали сильный пехотный корпус. Отличный ход, достойный бывшего адмиралтейского лорда.
- Дался тебе его стратегический ум. - Успокаивал Змаевич. - Если это Станьян, заранее скажу, в чем он просчитался. Турки не англичане, чтобы по многу месяцев болтаться в море. Соскучатся и начнут бунтовать.
- А если будут корабли по очереди в Керчь отпускать? Сможем атаковать хотя бы ослабленную эскадру? Кстати, кто у них главный - так и не узнал?
- Ни одной лодки взять не удается, и с Крымом сообщения нет. Известно, что капудан-паша Каймак Мустафа нас не почтил своим присутствием. Он скорее царедворец, чем воин: потомок знаменитого Кара-Мустафы по женской линии, а нынешнему великому визирю - зять. Город покидать не любит...
Вице-адмирал не зря прожил в Константинополе два или три года: его суждения о турецких сановниках звучали как-то по-домашнему, с пониманием. А выдержке Матвея Христофоровича стоило позавидовать. В самом деле, зачем спешить? Еще четыре корабля в тимберовке, из них два - почти готовы. На море затяжка времени - в нашу пользу.
Касательно войны на суше я бы такого не сказал. Пока мы с Голицыным бездействуем, султанские армии в Персии идут вперед, прибирают ближние провинции. В нынешнюю кампанию могут к Каспию выйти. Как тогда оправдаться перед государем?
Кому иному бездействие простят. Мне - нет. Царь вернул опального генерала в службу на одном невысказанном условии. Воевать, как другие не могут. Иначе... Люди - всего лишь инструменты в его руках, при равных достоинствах он выберет менее занозистый.
Угрозу 'снять головы' в устах Петра надо понимать буквально - хотя возможно сие лишь в случае прямой конфузии. Если ни победы, ни поражения - отстранит и выгонит из России. А что я без нее? Нет, по миру, конечно, не пойду. Кое-что оторву из собственности: небольшой заводик, пару-тройку корабликов... Тьфу, убожество! Таких нищебродов в Европе тысячи. С мечтами влиять на мировые судьбы придется распрощаться.
Беспокойство усугубляла пропажа минной команды, отправленной с Балтийского флота - в числе семи душ, во главе с Кондратом Екимовым, за 'Померанию' произведенным в унтер-лейтенанты. Самые черные предположения о кознях врагов бродили в моем уме, пока происшествие не разъяснилось. Проезжая Москву, минеры забуянили в кабаке и крепко подрались с унимавшими их полицейскими чинами. Вице-губернатор Воейков отправил дебошанов в гарнизонную тюрьму. Только по письму самого Апраксина выпустил, ограничившись наказанием на теле.