Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим - Страница 217


К оглавлению

217

- В-ваше В-в-высочество?

Голос тонкий и дрожащий. Господи, неужели это мой?! Волна стыда прокатилась по жилам, преобразившись в гнев на собственное малодушие и подбросив на ноги, подобно стальной пружине. Страх пропал с первым сделанным шагом - впрочем, сие не помешало с тревогой коситься поутру на подозрительный угол. Глупое суеверие, что души принявших насильственную смерть привязаны к месту гибели, не имеет оснований - иначе поля сражений кишели бы ими. Однако... Почему бы мыслям и страстям человеческим не иметь вещественным носителем некую тонкую эманацию, способную какое-то время существовать отдельно от породившей ее персоны? Не ведаю, подлинно ли несчастный царевич окончил земное поприще в этом самом каземате. Напрасно я стал бы добиваться ответа у своих стражей - им под жестокою казнью запрещено говорить с узниками. Зато покойный принц на долгое время стал верным, хотя и безмолвным, моим собеседником.

- Нет, дорогой мой Алексей Петрович! Не буду покаянных грамот писать, даже не уговаривай. Сам посуди: ты разве недостаточно каялся?! И что, помогло тебе это? Прикажешь от батюшки, по заповеди Господней, прощения ждать?! Молчишь? То-то же! Нет ему дела до Христа. И никому нет на Руси. Сказано: человек - образ и подобие Божие. А коли так - которые людьми торгуют, они-то чье подобие суть? Иуды Искариота?!

Вот скажи, друг мой разлюбезный... Прости фамилиарность, но у вас там, наверно, - без чинов? Ну, слушай: общепризнано у христиан, что большой грех - держать единоверцев в рабстве. Разве на негров сие правило не распространяют. Магометане, и те... Да, я им враг непримиримый - но справедливость следует отдавать даже врагам. Они правды держатся: раб, принявший магометанский закон, получает волю. Только у нас... Да черт с ней, с Венецией! У нас - значит в России. Так вот, У НАС ни один блюститель веры не видит морального препятствия тому, чтобы продать такого же русского, православного человека на уездном базаре прямо с воза. Ни один сукин сын не видит! И церковь - мало того, что не осуждает - САМА рабами владеет.

Знаешь, чего я боюсь?

А ведь боюсь взаправду! Понимаешь, вот жители Содома и Гоморры... Уверен, они даже не задумывались о греховности своей жизни. Привыкли. Не одним днем обычаи установились. Жили по старине. Вдруг ка-а-ак шар-р-рахнет!

Сколько нам времени на покаяние да исправление отпущено, никто не знает. Скажу одно: коли Бог есть и правит миром, а мы от сей неправды не отстанем - России несдобровать. Ну, а ежели Его нет... Несдобровать тем боле!

Днем разум вроде бы сохранял ясность, но в сумеречные часы не раз приходило ощущение, что призрачный мой визави вот-вот ответит. Что делали экспедиторы Тайной канцелярии, подслушивая монологи, обращенные в пустой угол? Выискивали крамолу в словах опального генерала или докладывали начальству о помрачении его ума? А ты, любезный читатель - тоже, небось, вертишь перстом у виска? Попадешь в мое положение (не приведи, конечно, Господь!) - уверен, что не начнешь вести светские беседы с тюремными мышами и тараканами?

Дни складывались в месяцы. Лето проминовало. Царь должен был давно вернуться из Риги - но обо мне, похоже, забыли. Однажды грохот пушек и отсветы отдаленного фейерверка достигли моего чулана в неурочный день. Война шла своим чередом: кто-то одержал новую викторию, а я мог только гадать о подробностях оной.

Несколько дней спустя ржавые петли завизжали веселей обычного, и глядящий деревянным идолом караульный офицер молча показал рукою на выход. Казнь или милость?! Узникам никогда не говорят заранее. Царь любит устраивать театр на эшафоте: обычно помилование объявляют, когда голова преступника лежит на плахе, а палач размахнулся для последнего удара. Или даже так: лезвие топора со свистом опускается, сокрушая невинное бревно рядом с виновной шеей - и только после сего жертва слышит о смягчении приговора.

Однако эшафот, похоже, откладывался. Не успели уняться кружение головы от бескрайнего неба над головой, опьянение от свежего воздуха и восторг от капель дождя на щеках - уже пришли. Двое конвойных солдат замерли у двери снаружи, другая пара сопроводила в присутствие и стала обочь, сторожко косясь на меня. Сидящий за столом секретарского вида невзрачный субъект не повел бровью и не поднял глаз от бумаг. Выждав достаточно времени, чтобы дать опальному вельможе прочувствовать собственное ничтожество перед ним, грозным вершителем судеб, он пробормотал что-то невнятное себе под нос. Я улыбнулся ответно с невольным дружелюбием, коим встречаешь каждое живое существо после месяцев одиночного заключения. Тайный канцелярист оскалился, подобно бешеной крысе:

- Ты чего, слышишь плохо?! Отвечай, вор, когда тебя спрашивают! Не то под кнутом говорить будешь!

Бледная кожа пошла розовыми пятнами - от гнева, что перед ним не трепещут. Слипшиеся сосульки белобрысых волос выбились из-под дешевого парика.

Там, куда указывал немытый палец с обгрызенным ногтем, действительно висел прикрепленный к потолку корабельный блок - атрибут усовершенствованной дыбы. После смерти князя Федора Юрьевича новомодные инвенции не обошли и пытошное дело.

Какое-то время я глядел на исходящего злобой экспедитора с недоумением - ну не готов был ответно разозлиться, и все тут! Механизм души без употребления ржавеет, надобно раскрутить его о других людей, чтобы вернуть способность производить те или иные чувства.

Допросчик мой, утратив надежду застращать взглядом, перешел к словам.

- Ведомо нам из доношений многих людей о богопротивном чародействе и чернокнижестве, посредством коего ты на государево здравие злоумышлял, имея с диаволом действительное обязательство...

217