Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим - Страница 141

141

Европейцу может показаться невероятным, что в нашем веке в христианской стране землевладелец отстаивает свои права, как во времена Хлодвига. Что ж делать?! Ни земельного кадастра, ни даже элементарных межевых планов Россия не имела. Границы между владениями в лучшем случае указывались в купчих грамотах словесно, а то и предоставлялись памяти стариков.

Часто приходится слышать мнение, что незачем объяснять солдатам причины войн — достаточно, если они сражаются за веру и государя, а высокая политика мужицкому уму недоступна. Вздор! По крайней мере, смысл территориальных тяжеб крестьянину внятен и близок. Война за землю! В любом медвежьем углу найдется клочок, из-за которого жители соседних деревень поколениями ломают друг другу носы и вышибают зубы. Дети с малолетства растут в убеждении, что дело того стоит, а ежели дать потачку соперникам — они мигом отхватят угодья по самые огороды. Те же понятия переносятся на государства. В бой с иноземцами солдат ведет царь, а в споре с соседями за леса и сенокосы естественный вождь — помещик. Дворянский интерес и мужицкий в чем-то другом могут расходиться, здесь же полностью совпадают.

Вражеская деревня не отвечала своему названию, быв построена хаотично, безо всякого ума. Толпа жителей с топорами и вилами вышла встречать неприятеля на середину дороги. Не бывший никогда в баталии Рогожников замешкался. Я вышел вперед, инвалиды — за мною в линию. Из них половина попробовала шведской войны.

— Что вашего владельца не видно? Али струсил? За крестьянские спины прячется? Сюда его давай, сам уездный начальник к нему приехал! — Я вытащил оробевшего ландрата на переговоры. Набравшись смелости, он призвал жителей к покорности, именем государя, но те угрюмо молчали. Зато вдруг загалдели бекташевские, у меня за спиной. От леса, из-за дальних овинов, скакала на нас дюжина конников; над головой передового взблескивало лезвие сабли.

Крестьяне мои сыпанули по сторонам через плетни. Инвалиды, слава Богу, держались и слушали начальство. Боевому генералу потерпеть конфузию от уездного дебошана — позор всеконечный, до смерти из дерьма не вылезти.

— Стрелять в лошадей, только по моей команде! Целься…

Всадники подскакали шагов на двадцать.

— Пали!

Ломая кости себе и наезднику, кувырнулась раненая лошадь. Другая заржала пронзительно и жалобно, в ужасе от того, что с ней сделали. Уцелевшие конники замялись, крутясь поодаль. Скакать прямо на стрелков — это, знаете ли, нужна выучка…

— Заряжай!

За рассеивающимся пороховым дымом обнаружился крепкий мордастый парень, отводящий душу черными словами над убитым конем.

— Вон! Вон он — Ванькя! — Раздались крики. Приняв от денщика заряженную фузею, я сдал команду капралу и, пользуясь оружием вместо посоха, заковылял к своему противнику.

— Эй, любезный! Ну-ка, уймись! На государевых людей руку подымаешь!

— А-а-а… Су-у-уки! — Помещик нагнулся, подобрав валявшуюся на земле дедовскую саблю, и двинулся на меня. Похоже, он был пьян до беспамятства, но двигался ловко: бывают такие люди, у которых ум намного слабее членов. Всего разумней было его застрелить, но я зачем-то стал отбивать клинок багинетом. Со звериной силой ухватив фузею свободной рукой за ствол, мой противник отвел ее в сторону и снова замахнулся саблей. Не бросать же оружие! Вывернув ствол до касательной к вражьей щеке, я выстрелил. Оглушенный и опаленный пороховым огнем, Ванька отпрянул и тут же получил прикладом по уху — плашмя, как веслом. И еще раз. Только тогда очнувшиеся мужики бросились мне помогать.

— Вяжи их!

— Бей глуздовских!

— Всех пере…..м!

С трудом удалось утихомирить бекташевцев, желающих полного унижения врагов, и вывести за околицу. Силами инвалидов, повязали и заковали в железа ванькиных подручных, что нападали на моих крестьян. Кого не удалось поймать — взяли семьи в аманаты. Приобняв Рогожникова за плечо, я отвел ландрата в сторонку:

— Слушай-ка, братец! С рекрутами у тебя как? Есть недоимка?

— Ну, не без этого.

— Так мы ее сейчас и покроем. Или хочешь бунтовщиками записать?

— Нет, лучше по-вашему, господин генерал. А то неведомо, похвалят или накажут.

— Приятно иметь дело с разумным человеком. Не доросли они до бунтовщиков, хоть и противление оказали. Ишь, развоевались! Вот пусть со шведами теперь сражаются. Казнить незачем. Я записку рекрутскому начальнику напишу, чтоб их по разным полкам разобрали и держали в строгости.

Сдав в рекруты соседа и самых бойких его мужиков, удалось восстановить "европейский эквилибриум" в пределах волости. За поимку нетчика мне полагалась половина имения, но я на том не настаивал: кому нужны крестьяне, готовые воткнуть нож в спину?! Ну их, чужих. Зато со своими намного проще стало договариваться.

В недолгом времени прибыли мастера, вызванные мною из Тулы. Егор собрал мирской сход. Только я вышел на крыльцо — тишина встала замечательная.

— Три дела вам прикажу, мужики. Первое дело невеликое. Вот вам печник, звать Василий Сизов. Помогите ему глину рыть, кирпичи лепить и все, что скажет — а он вам печки сложит. Голландские, с дымоходом. Кормить будете как пастуха, по очереди — у кого работает. Нынешним летом не успеть, а через год… Что, Вася? Ладно, через полтора года. К послебудущей зиме чтоб ни одной курной избы не осталось. И так хорошо, говорите? Деды жили? Деды ваши жили не за мной. А я у царя не последний человек. Мне бесчестье, ежели мои крестьяне чумазыми ходят. Еще стекла ящик пришлю: дешево, в полцены. Но это уже по выбору, кто похощет.

141