Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим - Страница 125

125

— Может, подумать о привилегиях для грамотных? В податях льготу учинить или…

— Баловство и вздор. Да и какие подати у служилых людей? Прикажу — будут учиться.

— И мне прикажите, Ваше Величество!

— Тебе-то куда больше?!

— Я учился много, но все не тому, что государственному человеку надобится. С порохом и железом дружу, воинские регламенты знаю, а вот законы и правила, относящиеся до гражданского правления — для меня лес темный. Поручено мне Вашего Царского Величества указом Богородицкую провинцию ведать. Осмелюсь заметить, у крепости ныне изрядные слободы выросли. Люди, в них обитающие, армейским распорядкам не подчинены. Московские переселенцы подлежат Соборному уложению, малороссияне — Литовскому статуту, молдаване — уложению господаря Василия Лупу. А живут вперемешку. Всякий казус норовят толковать по такому закону, который больше нравится. Пуще того, оные кодексы позднейшими указами часто до неузнаваемости изменены, сводки же изменений взять негде. По сим веским причинам положение с законностью печально, чтобы не сказать хуже. Дабы избежать хаоса, коменданту Козину приходится решать дела просто по своему разумению. Хотя человек отменно умный, постоянно жалуется, что избежать упреков в нарушении прав обывателей не умеет. Равномерно и я, по своему юридическому невежеству, не знаю, как дело исправить…

— Прикажи каждой нации отдельную слободу сделать.

— Все равно меж собой соприкасаться будут. Не лучше ли для всех единое право установить? Все равно, какое — но одинаковое?!

— Можно и так. Гаврила Иваныч, приготовь указ, чтобы в оной провинции суд по российскому закону править.

— Век буду Бога молить за господина канцлера! Еще бы, Великий Государь, закон сей в виде писаного свода увидеть, со всеми новеллами по нынешний день…

— Где ж я тебе возьму? Этакой книги и у меня нет! Списки уложения у старых судейских спрашивай, а указы — разве в московских канцеляриях поискать? Надо бы все вместе свести, да с войной до гражданского устроения руки не доходили.

Впоследствии я убедился, что царские указы безбожно противоречат и старому законодательству, и друг другу. Regis voluntas не брала в расчет подобных пустяков, suprema lex нес явные признаки неуравновешенности либо похмелья. Можно ли Россию сблизить с Европой, не давши себе труда задуматься о значении закона в европейской жизни? Благоусмотрение начальства (даже если вообразить, что начальство озабочено государственной пользой, а не просто карман набивает) не суть полноценная замена праву. Ум государя, глубокий и дальновидный в делах военных, не ладил с юриспруденцией. Здесь он скользил по поверхности, ни за что не цепляясь, как камешек по льду.

Впрочем, моя собственная интеллектуальная ориентация в то время мало отличалась. И даже сделавшись старше и опытней, я очень трудно, ощупью продвигался в постижении тайных пружин могущества и богатства народов.

PRINZ EUGEN DER EDLE RITTER

— А ты почему не женишься? Не юноша уже! Только мигни — какую хочешь девку тебе сосватаем!

Ну вот, опять началось! Подобные девиации среди разговора о важных материях совершенно в духе царя Петра. Похоже, он ощущал какой-то неуют, видя среди "холопей государевых" свободного и ничем не связанного человека. Не удалось склонить к перемене веры — надо закрепостить иным способом.

Прикинув, что иначе не отбиться, я выложил всю правду о своем семейном состоянии:

— Женат я, государь! Только супруга моя…

Что во Франции, то и в России: бросить жену еще куда ни шло, но быть брошенным ею — позор и посмешище. Петр выслушал историю недолговечной любви вполне сочувственно: его первый брак тоже оказался неудачным.

— Ну и черт с ней! Баба с возу, как говорится… Дальше-то что думаешь делать? Так и намерен по б….. шататься?

— Да пошатался бы еще. Чего худого?

Лишенный в детстве родительской семьи (тетушкина не в счет, это чужое), я не понимал достоинств семейной жизни и не горел желанием вить собственное гнездо. С беспечностью бастарда и сироты разбрасывал семя по просторам "великия и малыя Русии", брюхатил молодых поселянок и щедро вознаграждал последствия. Разница в доходах позволяла: к примеру, для одинокой крестьянки новый дом и хорошая корова — целое состояние, а в масштабе моего жалованья — пустяк. Все равно, что мастеровому — приятеля табачком угостить…

Царь понимающе, по-мужски, усмехнулся в ответ на расплывшуюся поперек генеральской хари дурацкую улыбку:

— Этому жена не помеха! Только со своей прежней развяжись. Можно поговорить с архиереями, чтобы тебя от брачного обета разрешили.

— Спасибо, государь — однако во Франции сие разрешение все равно не признают, там я буду преступником. Честь моя от того умалится.

Петр нахмурился. Дабы не оскорблять царя совершенным отказом от его благодеяний, пришлось объяснить:

— По французским законам, пятнадцать лет безвестного отсутствия одного из супругов дают другому неоспоримое право на развод. Так что — через два с половиной года спрошу у Вашего Величества подорожную в Париж и вернусь оттуда совсем свободным. Только жениться еще раз… Бр-р-р… Надо будет очень хорошо подумать!

— Само собой — никто торопить не станет. А подорожная тебе сейчас готова, только не в Париж. В Вену поедешь.

— Зачем?

— А то не догадываешься?

— Н-ну… Догадываюсь, конечно! Но хочу услышать.

— Так слушай. Ты ведь с Матвеевым хорошо знаком?

— Через него вступил в Вашего Величества службу.

— Просит прислать военного человека потолковей, помочь ему в переговорах с венским двором. Справишься?

125